Молодая дама, получившая не плохое образование в Париже и несколько сот душ крепостных фермеров под Калугой, нерасторопно осматривала собственный живой продукт.
— Кто такой?- обратилась юная госпожа к большому верзиле, с жестоким видом глядевшего на свою молодую хозяйку.
— Из кузнецов я, дама, коваль я, Степаном кличут, лошадка вашу позвольте перековать, утром тут стою…
— Так…- резко одёрнула молодая кросотка…- и ты туда же, эх… видно не давал вам мон папА трёпу как след…?
— Кирилла Петрович от родясь нас, барыня, пальцем не трогал, всё хорошим словом урезонивал когда нужда была.
— А зря-с, ой как зря-с, в Европе токмо и молвят, что вашего брата пороть надоть, не то не ровен час робеспьеров да маратов всяких начитаетесь и ану бунтовать…
— Дык, барыня, где уж нам читать то рабесперов, мы и читать то никто-с не могём…
— А ну молчать! Вымахал как дуб вековой, а разума не нажил, ты как со собственной госпожой говоришь!? — в сердцах топнула молодая мадмуазель.
— Привык с лошадьми разговаривать, думаешь и с госпожой собственной так же можно!? Ты знаешь, что я с тобой сегодня сделаю, Степан?!
Большой, сорокалетний детина смиренно и в ужасе опускается на колени перед юной, хрупкой кросоткой, совершенно ещё девчонкой. Склоняет голову до земли, упираясь маковкой лба в небольшую туфельку собственной хозяйки.
— Ваша воля, барыня.
— Иван! — обратилась барыня к собственному верному приказчику, — Иван, сей нахал женат, малыши имеются?
— Как же-с, госпожа, двое-с, старшему 20 ударило намедни-с, а младшая Ульяна, 15 годков, хороша девка, кровь с молоком, бельё-с ваше стирает, да по дому, и жена-с Матрона, 45-ть — ягодка снова, на кухне барской заботится…
— Ясно, означает так, старшего, даже имени знать его не желаю, сегодня же в рекруты дать, на 25 годков и скажи чтобы там подальше куда заслали, в степь Оренбургскую и без права получения отпуска… пущай служит Сударю. Ульяну, кросотка говоришь, замуж тотчас за Кузьму смердящего дать, живой эта нечисть ещё, али помер уже весь в своём смраде? Уж, правильно, осьмой десяток ему пошёл?
Итак вот, если живой — Ульяну замуж немедленно и чтобы раз в день свои замужние обязанности непрекословно исполняла и его смердящий конец сосала, буду строго спрашивать. А Матрону нагой привязать к столбу, что у кабака деревенского, пущай подвыпивший народ на своё усмотрение с этой «ягодкой»-то… а этого, — молодая кросотка с отвращением взглянула на валявшегося у её очаровательных ножек и скованого от кошмара услыщанного приговора большого дитину, — этого отпустить в конюшню, прощаю за грубость, мне отличные ковали необходимы…
— Все лицезреют мою доброту и милость?! — кликнула светловолосая прелестница с развивающимися наветру пышноватыми волосами, оглядывая свою крепостную челядь мужескаго пола.
Как по команде, здоровые мужчины тотчас свалились ниц пред ногами юной их хозяйки, так и застыли…
— То-то, — самодовольно произнесла семнадцатилетняя хрупкая женщина, видя впереди себя могучие спины, склонённые в рабском смирении пред её господской волей.
— Госпожа, — осмелился оборвать молчание верный слуга и приказчик Иван, — но госпожа, отпрыск этого невежы, что Ваша господская воля решила в рекруты дать, того… свадьба у него завтра и жениться он изволит на вашей покорнейшей слуге, подружке вашего юношества, на нашей Настюшеньке.
— Как!? — взбешённо кликнула, сверкнув голубыми глазами, хозяйка собственных крепостных рабов. — Ты её ещё не продал?! Я же повелела! Где эта решительная девчонка?!
— В колодки закована, госпожа, как и было велено, стоит на коленях в конюшне, уповает на вашу милость… Вас любит как и до этого в детстве, отца и Бога благодарит, что родилась рабыней у таковой хорошей и милостивой госпожи, гласит хоть какой каприз ваш выполнить готова, не продавайте токмо, а продадите и за то благодарствовать станет, уж так она Вас любит…
— Что ж, я вправду милостива к своим слугам крепостным, и свадьба всё же будет, коль обожают друг дружку,
— Барыня милостивая!!! — послышалось отовсюду…
— Стойте, я ещё не договорила, свадьба будет, — с усмешкой промолвила молодая барыня, — но… право первой ночи я дарую… моему возлюбленному жеребцу, причём оба юных должны будут ублажить моего жеребца в свою первую супружескую ночь, а там уж, совет да любовь, как говорится. Откажутся либо плохо ублажат — тогда как и было велено: жениха в рекруты, девку на рынок татарам…
(продолжение следует…)
