Борис Игнатьевич, естественно, не бедствовал, но жил робко — на уровне сигарет Прима-Оптима и кофе Нескафе-классик. Короче говоря, в доме его было шаром покати. По последней мере, в плане снеди. Потому он не без благодарности принял предложение Иры заехать по пути в какой-либо магазин.
— Берите сходу два литра, — напутствовал Борис Олега, — чтоб по ночникам позже не бегать.
Дома он сперва добрался до холодильника, извлек оттуда одинокую бутылку водки и отрадно предложил испить. Холодненькой. Олегу затея приглянулась. Ира от водки наотрез отказалась и открыла банку джин-тоника. Через полчаса, с ухмылкой вручив Олегу фотоаппарат, она попросила:
— Сфотографируй нас, пожалуйста. На память, — подошла к Борису, встала перед ним на колени и расстегнула молнию на его штанах.
Через два снимка Олег, включив камеру в режим видео, начал комментировать происходящее:
— Нет. Ну, чем я не Стивен Спилберг? Да я даже круче его. Только ты это… Ир. Слышишь? В камеру-то время от времени поглядывай. А то кому нужен твой затылок? Нет. Ты не задумайся, затылок у тебя прекрасен, но в порно что самое главное? Верно — процесс проникания. Вот ты уедешь, а Борька долгими зимними вечерами будет глядеть, как ты у него сосешь… а сосешь ты, нужно дать подабающее, прекрасно. Это я для тебя говорю, как Спилберг… итак вот. О чем это я? А. ну, да — будет он глядеть, дрочить и рыдать. И что-то непонятно мне, чтоб он рыдал, смотря на твой затылок.
Олег снимал и, как мог, старался рассмешить друга и его пассию. Ира сосала, смеялась, строила в камеру глазки, сосала и снова смеялась. И только Борис Игнатьевич был непробиваемо серьезен. Как уличенный в хищении ящика заржавелых гвоздиков завхоз на собрании профсоюза железнодорожников. Похоже на то, что дядьку на старенькых дрожжах вштырило не по-детски.
Решили накрыть поляну. Ира суетилась, резала колбасу, хлеб, сыр, доставала из банки малосольную селедочку, короче говоря, хозяйничала. Олег сервировал стол — ножики, вилки, бокалы. Борис Игнатьевич, как всякий уважающий себя философ, не делал ничего. Он широкомысленно плевал в потолок, надев на себя маску мудака ступенчатого. Нездоровые люди — эгоисты.
Но, не тайна, что настроение опьяненного человека подвержено перепадам, и через пятнадцать минут Борис опять был жизнелюбив, игрив и весел.
— Налей мне шампусика, — попросила Ирина.
Борис Игнатьевич взял бутылку и неуклюже плюхнул из неё в бокал. Шампанское вспенилось и пролилось на стол.
— Для чего ты пьешь эту мерзость? — чертыхнулся он.
— Последние исследования проявили, что шампанское благоприятно влияет на память человека, — вступился Олег за спиртные предпочтения Иры.
— Ну, да. Ну, да. А что уж тогда гласить о водке? Накатишь гр так 500 и, не ровен час, начнешь цитировать Огромную Советскую Энциклопедию. Назубок, — Борис налил для себя белоснежной, испил и замолчал.
Молчание затянулось. На горизонте забрезжил реальный малоприятный риск рождения мента. Прямо здесь и на данный момент — за этим самым столом.
— О чём ты думаешь? — спросила Ира Бориса, чем, сама того не подозревая, уничтожила ещё не рожденного малыша в милицейских погонах. Прямо в утробе его неразговорчивой мамы.
— О том, что если б Аннушка разлила своё масло в романе Толстого, а не Булгакова, то катастрофа Карениной просто и непосредственно перевоплотился бы в фарс. Либо две Анны в одном романе — это перебор?
— Не знаю.
— А и правда, чего ради заполнять такую прелестную головку всякой ерундой? Давай-ка лучше заполним её моим хуем. Ползи под стол.
Ира немного опешила, но повиновалась. Олег, влекомый любопытством, наклонился и заглянул под крышку стола.
— Ну. И чего ты там не лицезрел? — гаркнул Борис Игнатьевич, — наливай давай.
Олег налил. Они выпили.
— Отлично сосёт? — поинтересовался Олег и закурил.
— На троечку. Но старается. Этого у неё не отнять.
— Ну, дык, у неё ещё всё впереди.
— И не только лишь. Сзади тоже есть на что поглядеть. И пощупать. Хочешь погладить мою хуесоску по пятой точке?
Олег кивнул.
— Погладь. Разрешаю. Только это… без фанатизма.
Олег протянул руку и дотронулся до попы Иры. Женщина подсознательно прогнулась и застонала.
— Нравится, — констатировал Борис Игнатьевич, — ишь, как мычит, — и, заглянув под стол, поинтересовался: — эй, там, в оркестровой яме. Хочешь в два смычка, скрипачка?
Ира поглядела на владельца и растерянно хлопнула ресничками.
