Слово и дело
Меня зовут Ольга Зарецкая, и я пишу эро-рассказы по телесериалу «Сверхъестественное» Пожалуйста, подымайте рейтинг. Комменты, отзывы и пожелания, ( также проклятия и ругательства) отправляйте на [email protected] Буду ожидать!
***
— Ты хочешь сказать, я держу тебя против твоей воли, да, Сэмми? – ухмыляется Дин, разглядывая брата в прищур. Тот, нахмурившись, вздыхает.
— Иди ты, а? Сколько раз можно подымать данную тему? Ляпнул по глупости, был на нервишках, сорвался. И может, хватит уже так меня именовать? – он садится за стол, придвигает к для себя отцовский ежедневник и начинает листать странички. Дин не отводит взора, хотя выражение его лица изменяется. Он глядит серьёзно, без укора, без обычной брату смешинки в очах. Просто глядит – внимательно. Прикусывает губу. Позже, в один момент решившись, подымается с кровати.
— Слушай, а откуда мне знать? Может, ты и правда ощущаешь то, что говоришь. Как мне ещё осознать, а? Вот скажи, как мне осознать? – он практически орет, ему очень охото со всех сил заехать Сэму по уху, но приходится держать себя в руках. Он всё равно не сумеет его стукнуть. Наверняка. По последней мере, пробовать бы не хотелось. А вот Сэм бы сумел, — проносится у него в голове, — Был бы повод подходящий.
— Знаешь, истинные чувства – они не в словах, а в делах, — огрызается тот, разворачиваясь к нему на стуле. Дин замирает. Истинные чувства? Да ну, тупость, абсурд его воспалённого воображения, попытка уцепиться за слово ни к чему не приведёт. И всё-таки протягивает руку в безотчетном жесте, пытаясь или удержать, или просто коснуться. Через мгновение он уже сам не осознает, для чего это сделал – бровь Сэма удивлённо ползёт ввысь, а он отдёргивает руку, неудобно вытирает её о джинсы. Как будто так и нужно. Как будто. В ближайшее время его преследует такое чувство, что всё вокруг происходит как-то понарошку.
— Я утомился от этого, Сэм. Я повсевременно пробую защитить тебя от того, что с нами происходит. Ограждаю как могу, беру на себя сложные задания, отвлекаю внимание, повсевременно прилетаю на полном ходу, если чувствую, что ты в неудаче. И что я имею в ответ? Ты «по глупости» рассказываешь обо мне некий абсурд девчонке, в итоге оказавшейся чёрт знает кем, — Дин уже не орет, просто выговаривает накопившееся за последние деньки. Наболевшее. Он не знает, для чего это гласит, так как практически уверен, что Сэм его не услышит. Но всё-таки гласит. Может, в последующий раз братец по последней мере будет мыслить головой. Хотя… навряд ли, естественно.
Снова придётся лететь на полном ходу, спасая младшего из неудачи. Фактически… был бы кто против.
— Дин, — угрожающе начинает Сэм, поднимаясь на ноги и мгновенно оказываясь выше. Дин, фыркнув для порядка, сразу стихает.
— Хорошо, — гласит он, и в тиши комнаты это выходит как-то… очень мягко. Практически беззащитно. Сэм знает стоимость этой беззащитности, он не раз лицезрел брата в деле. За трогательным взором светлых глаз и полуулыбкой по-женски изогнутых губ прячется жесткий, уверенный в себе, катастрофически сильный мужик. Но на данный момент, когда он глядит сверху вниз, а в воздухе всё ещё звучит отзвук внезапно открытого «ладно», Сэм вдруг ощущает себя виновным. Малость. Немножко. Ровно так, чтоб наклониться, провести пальцами по шейке, отгибая воротник рубахи, обнажая линию ключиц, обжечь дыханием нежную кожу за ухом. У Дина темнеет в очах, он конвульсивно хватается за спинку стула, в очередной раз попадаясь на уловки этого несносного, нестерпимого мальчишки.
— Прости, — шепчет Сэм, касается губками мочки уха и осторожно прикусывает её зубами, чтоб через секунду провести языком по скуле к губам, изловить чуть слышный стон.
— Простил… — через зубы, на выдохе отвечает Дин. Сэм опять начал. Дин уверен: мерзавец лицезреет его насквозь, отлично осознаёт своё воздействие, обо всех его эмоциях не то что по словам и делам – додумывается по взорам, жестам и звукам голоса. Он не осознает только 1-го: что братец с этого имеет сам? В упор не осознает всякий раз, когда это происходит – и после каждого раза его завязывает на Сэме ещё больше, так, что с каждым новым разом всё сложнее и сложнее дышать.
— Я так и знал… Ты ведь всегда прощаешь, да? Ты прощаешь, что бы я для тебя ни произнес. Что бы с тобой ни сделал. И ты всё равно всегда рядом, Дин… Чтоб я мог продолжать гласить и делать, — с каждой новейшей фразой поцелуи становятся всё более скупыми и брутальными, а руки Сэма – всё более напористыми. Рубаха Дина уже наполовину расстёгнута, но ни один, ни 2-ой не торопятся снять её стопроцентно. Когда Сэм начинает дело, спешке не место. Хотя Дин, пожалуй, и не отказался бы окончить с этой пыткой побыстрее. Вобщем, нет. Враньё. Дин услаждается каждым мгновеньем, и не согласится променять их ни на что в жизни.
— Сэм… За что?.. – со стоном спрашивает Дин. Стоит не шевелясь, тяжело дыша. Сэм скользит ладонями по его груди, царапает пальцем сосок и молчком, не отвечая на вопрос – он никогда не отвечает – накрывает его губками, выкручивая пальцами 2-ой. Это практически больно, на грани, которую – Дин знает – Сэм никогда не перейдёт. Губки Сэма, мокроватые после поцелуев, голубят его сосок, зубы осторожно сжимаются на нём, и Дин, хватая ртом воздух, ощущает, что ноги начинают его подводить. Сэм аккуратненько стягивает с него рубаху, расстегнув другие пуговицы, и ткань падает на пол, к их ногам. Дин, в конце концов осмелившись открыть глаза, лицезреет впереди себя этот чёртов сероватый джемпер – ненавистное препятствие на пути к вожделенной коже. Скривив губки, Дин хватается за собачку молнии, сжимает её пальцами и медлительно тянет вниз, пристально смотря Сэму в глаза, готовый тормознуть по первому слову. Но Сэм молчит, только поводит плечами, чтоб расстёгнутый джемпер отправился на пол прямо за рубахой. Дин подаётся, было, вперёд, но здесь Сэм держит его на месте, выставив впереди себя ладонь.
— Для тебя недостаточно инициативы вне постели, братец? – ехидно спрашивает он, убирая ладонь и отступая на полшага. Дин, утратив настолько нужное тепло родного тела, тянется к нему, дёрнув подбородком.
— Довольно. – осипло гласит он, и глас у него срывается. В его очах застыло всё то же, мучительно-беззащитное выражение, да Сэму и самому уже плохо без него – он ворачивается назад, в один момент подхватывает брата под ягодицы и усаживает на стол. Коленом вклинившись меж послушливо разведённых ног, упирается ладонями в край стола, прижимаясь как можно поближе, чтоб меж их телами не осталось ни мм, — Ты безумный, Сэм… Я же вешу кг восемьдесят…
— Да ну? – он ухмыляется – так знакомо, а в очах танцуют чертики, и добросовестное слово, у Дина у самого уже начинает ехать крыша. Их губки опять встречаются, и Дин рад бы больше не отпускать брата ни на один миг от себя, но удержать его нереально – вот он уже склонился над его плечом, выводит языком узоры по ключице- перенеся вес тела на ногу, руками рвёт ремень его джинсов из петель. – Как я терпеть не могу эту твою пряжку…
— Это я тебя… терпеть не могу… — прерывающимся шёпозже, как заклинание говорит Дин- не выдержав, хватается за плечи Сэма, проезжает ладонями по спине, забираясь кончиками пальцев под пояс джинсов и резинку трусов, поглаживая. Сэм вдруг останавливается, заботливо поднимает его голову за подбородок, заглядывает в глаза. Дин расслабленно, совсем безрассудными, потемневшими от страсти очами глядит на него, облизывает губки. В очах – неописуемая смесь эмоций и чувств, но он не может ничего сказать либо разъяснить. Да это и не требуется. Сэм же у нас экстрасенс, — с улыбкой задумывается Дин, — Он и сам всё отлично осознает. И видимо, вправду осознает, так как, удовлетворённый беглым осмотром, в конце концов расстёгивает ремень, за ним – молнию, забирается под неё, поглаживает через узкую ткань боксеров.
Дин раскрывает глаза, выгибается навстречу ласкающей руке, всхлипнув – он напряжён до максимума, он терпеливо ожидал этого момента, чёрт возьми, как Сэм может быть так спокоен?
— …Так на столе меня и поимеешь? – у него ещё хватает сил на то, чтоб криво ухмыльнуться и задать вопрос. Сэм качает головой. Спокоен он только снаружи. Если б Дин знал, если бы он только знал, как перехватывает дыхание, когда он заходит в комнату, как охото время от времени просто обнять его, но не подымается рука. Как холодно было в тот денек, когда он пробовал уйти. Если б Дин хотя бы додумывался о том, как он прекрасен, когда закидывает голову, выстанывая его имя, когда капельки пота поблескивают на висках, и губки припухли от поцелуев. Если б Дин знал, он никогда не колебался бы в том, что конкретно ощущает к нему брат. Но Сэм уповает, что Дин и так знает – он ведь старше, он должен отлично разбираться в людях. Может быть, Дин и знает – так как он позволяет этому безумию продолжаться, позволяет надежде жить кое-где около лёгких, чтоб при каждом вдохе давала ему сил.
Тряхнув головой, чтоб отогнать слащавые глупости, Сэм переносит разгоряченного, приятно томного брата на кровать, скачком сдирает с него джинсы, в том же темпе избавляется от собственных, и вновь склоняется над распростёртым телом. Касается губками пупка, языком ведёт дорожку вниз, но прерывается. Сейчас не время для нежностей. Да Дин их и не ждёт. Он в курсе, чего желает Сэм, и это совсем не расползается с тем, чего желает он сам. Пытаясь ускорить процесс, он касается ноги Сэма, но тот вновь качает головой.
— Не хочешь лежать расслабленно? Я для тебя помогу. – перегнувшись через него, он шарит рукою по полу, в конце концов, обнаружив требуемое, ворачивается в прежнюю позицию и застывает – но уже с кожаным ремнём в руках. Дин глядит на него, сузив глаза, но ничего не гласит. Этого они ещё не делали никогда. Наверняка, гордость Дина должна бы на данный момент костьми лечь, взбунтоваться, вынудить его ударить, в конце концов, зарвавшегося братца по шейке и положить конец всему этому цирку. Но Дин молчит, и Сэм, помедлив пару секунд, заводит ему руки за голову, прочно скручивает запястья ремнём и пристёгивает к спинке кровати той злосчастной пряжкой. Поёрзав на простынях, Дин приноравливается к этой новейшей позе, и выжидательно глядит на Сэма.
— Вроде бы для тебя сказать… — с усмешкой гласит он, но его глас чуток подрагивает, выдавая. — Я малость не готов провести так всю ночь. Ты, кажется, посодействовать собирался?
Сэм, вздрогнув, усмехается в ответ и медлительно, стараясь не коснуться самого головного, стягивает с брата боксеры. Его очам раскрывается восхитительное зрелище, с каждым разом хотимое всё больше, так, что дышать становится всё сложнее и сложнее. Но он ещё держит себя в руках. Вот только его пальцы дрожат так, что это замечает даже Дин. Оттого и ухмыляется ещё обширнее. Сэм вспыхивает, со злобой стягивает собственные трусы и хмуро глядит на брата.
— Я бы на твоём месте здесь в особенности не веселился. Не запамятовай, кто на данный момент в каком положении находится, — и он резко, практически грубо проводит ладонью по его члену, растирая по головке огромным пальцем выступившие капли смазки. Дин, задохнувшись от чувств, в 1-ый момент зажмуривается. Но позже всё-таки открывает глаза, заставляя себя глядеть прямо в глаза Сэму — его взор гласит за него. И вот сейчас руки у Сэма начинают не просто дрожать – лихорадочно трястись. Во взоре Дина – принужденная покорность. И это действует лучше хоть какого афродизиака. Сэму не непременно знать, что по сути Дин покоряется с первой минутки, с самого начала, и что всё остальное – умело обмысленная игра, распаляющая его до максимума. Дин не должен осознать когда-нибудь, что Сэму всегда ещё больше него охото оборвать прелюдию и перейти к делу.
Так как так, как есть – наслаждения больше.
— Да вставь ты мне уже в конце концов, — вымученно гласит Дин, подаваясь навстречу так гневно, что ремень впивается в кожу запястий.
— Как скажешь… — Сэм делает вид, что готов на данный момент же исполнить его просьбу, и Дин испуганно отбрыкивается.
— Ты, идиот, смазку-то возьми! Я не мазохист, вообще-то.
— Ну естественно… — вобщем, смазку Сэм выуживает из кармашка валяющихся на полу джинсов – он отлично подготовился к вечеру – и здесь же употребляет по предназначению. Дин скупо смотрит за его пальцами, очень жалея, что это не его руки на данный момент размазывают смазку по члену брата- повисает на ремне в напрасной попытке освободиться. Сэм смотрит за ним из-под чёлки, наслаждаясь великолепно броской по собственной красе картинкой – чёртов Дин умудряется смотреться несломленным даже со связанными руками.
И здесь Сэм в конце концов делает это, погружается с тихим всхлипом в жаркую плоть. Дин откидывается вспять, выгибаясь навстречу проникновению- разводит колени в стороны, чтоб сразу обнять ими брата за талию, выстанывает протяжно его имя. И это Дин, — задумывается Сэм, — Это… чёрт его подери… та сволочь, за которой я таскаюсь вот уже столько времени? Да кому поведать… не поверят… И крышу сносит. Дин в такие моменты всегда затыкается, только вскрикивает глухо с каждым толчком- Сэм напротив не может заткнуться ни на один миг, с поцелуями даря неоправданное количество нежностей.
— Дин… неплохой мой… мальчишка мой возлюбленный… Да, вот так… Как я тебя… Дин!
В уголках глаз Дина, на длинноватых изогнутых ресничках поблескивают слёзы, и это заводит Сэма ещё больше, заставляя стопроцентно утратить контроль, разглаживать исступлённо острые локти, подхватывать под поясницу, врываясь в покладистое, преданное – ему одному – тело.
— Я люблю тебя, — тихо шепчет Дин. Это срывается с языка непродуманно, само собой, но не остаётся неуслышанным и для обоих становится последней каплей, чтоб в голове зашумело морским прибоем- чтоб мир взорвался на секунду и здесь же выплеснулся жаркими каплями наружу.
Тяжелое дыхание, щекочущее мокроватую кожу. Мягенький, неторопливый, успокаивающий поцелуй. Осторожно выйдя, Сэм тянется развязать Дину запястья, покаянно глядит на покрасневшую, местами оцарапанную кожу. Ему даже охото на какую-то долю секунды приникнуть к ней поцелуем, но здесь Дин, фыркнув, отбирает руки назад, начиная растирать запястья.
— Ну ты и придурок. Что-то тебя вечно после неплохого траха на девчачьи нежности развозит… – он смеётся, не позволяя для себя с страхом вспомнить о том, что его угораздило сказать вот практически несколько минут вспять. Секс и по правде был хороший. Вот только… что сейчас? Обычно они просто расползались по своим кроватям и засыпали. Поточнее, Сэм засыпал, а Дин задумчиво и с энтузиазмом изучал потолок. Либо чего-нибудть ещё… такое же интересное. Дин совсем ясно осознает, что больше этого не желает. Но что-то поменять не охото ещё больше. И что делать… ведь вот. Ляпнул, вправду.
— Дин… — гласит Сэм, и Дин, бросив взор на лежащего рядом брата, замечает, что меж его бровей залегла лёгкая морщинка. Ну что снова такое? Он поворачивается к Сэму, опершись на локоть. – Дин, я насчёт той истории… С Пикапом-призраком. Я тогда очень ужаснулся, правда. Ты знаешь, я просто не позволил для себя поразмыслить, что будет, если я рассчитаю некорректно. По другому у нас бы ничего не вышло. Как я страшился за тебя, кретин…
— Это наша работа, Сэм, — гласит Дин, проглотив осязаемый комок в горле. Ему становится малость полегче, будто бы бы терзавшая его душу затаённая боль, выйдя наружу, стала еще меньше. – Всё нормально.
Сэм ничего не гласит, но, помедлив, обымает его за плечи, целуя в затылок. Ну и что здесь ещё скажешь? Он просто придавливает его к для себя, и Дин, устроившись головой на его плече, может сколько угодно рассматривать потолок. Сейчас это занятие кажется ему даже очень ничего. По последней мере… с такового ракурса.
