Мой юноша сейчас женится. Ну наааадо же: даже приглашение прислали. Весело — то как.
Означает, хочешь поиграть, засранец? Хорошо, поиграем. Я вытерла сбежавшие слезы тыльной стороной ладошки, прошла в душ. Прохладная вода стремительно привела в чувство, стирая, как лезвием, боль. Там у него будет примерная, недалекая супруга… Вот к чему время от времени приводят ссоры. Я начала опять закипать, потому отогнала эти мысли.
Вышла из душа и, не вытираясь, пошла в комнату. Став у окна, выкурила сигарету: дым противной горечью обжег поначалу гортань, а позже и легкие. Потушив сигарету, обернулась.
На постели лежало платьице — новое, приобретенное во время нашей последней поездки в Рим. Узкая ткань была фактически 1-го цвета с моей кожей, плотно охватывала тело, корсет больше демонстрировал, чем скрывал. И, само собой, такое платьице не подразумевает наличие нижнего белья. Свои длинноватые каштановые локоны я уложила в высшую прическу, оставив на свободе только несколько прядей.
Придирчиво произвела осмотр себя в зеркале. Над макияжем придется серьезно поработать: круги под очами и бледное лицо не должны выдавать моих эмоций. Желал женитьбу? Я устрою для тебя такую — всю жизнь будешь держать в голове.
Помада мрачно — вишневого цвета резко контрастировала с мягенькими тонами теней и румян. Смотрелась я великолепно. Босоножки на шпильке прибыльно дополнили образ. Я не стала посещать конкретно церемонию бракосочетания, а поехала сходу в банкетный зал. Таксист поглядел на меня такими очами, что я на мгновение поразмыслила, вроде бы он не передумал везти меня до места предназначения.
Когда я приехала, веселье уже шло полным ходом. «Прекрасно. Как раз впору,» — мелькнуло в голове. Юным орали «горько!».
Он. Целовал. Ее. Это было последней каплей. Когда юные в конце концов оторвались друг от друга и он поглядел в зал… шок. Я практически ощутила, как холодком нехорошее предчувствие проносится у него в голове. Он отлично меня знал, а означает, знал и то, что так просто этот веер не завершится.
Она тоже поглядела на меня: торжествующе, высокомерно, дескать, видишь, он все равно возвратился ко мне. Бедная девченка. Даже в собственный самый наилучший денек она, мягко говоря, не дотягивала до меня.
Я подошла к ним, мило улыбаясь, поздравила и вручила конверт. Жену немного чмокнула в щеку, жениха просто обняла. Он, кажется, облегченно вздохнул. А позже заглянул мне в глаза.
«Рано радуешься».
Позже начались песни — пляски и конкурсы. Меня это не достаточно заинтересовывало. 1-ые полчаса я только пила шампанское и следила за молодожеными, выпуская злоба из себя, вроде бы набираясь смелости для шага, после которого пути вспять не будет. После еще одного «горько « меня понесло.
Он то и дело настороженно смотрел в мою сторону. Обернувшись, выразительно поглядела на него: «Ты сам этого хотел».
Включили неспешную музыку. Я сама подошла к его наилучшему другу (тоже, кстати, женатому) и попросила потанцевать со мной, пока его супруга о чем — то гласила с мамой жены. Юный высочайший мужик как — то очень просто согласился. Я прижалась к нему, он не пробовал отстраниться, напротив, положил руку мне на талию и придавил к для себя. Я ощущала, как с каждым мгновением, он больше напрягается. Подняв лицо, поглядела мужчине в глаза, немного облизнув губки. Он нервно сглотнул. Позже я обернулась, поглядела в глаза собственного бывшего парня, и потянувшись на носочках, произнесла прижимному меня мужчине:
— Я тебя жду у машины… — немного провела языком по уху. В полумраке это навряд ли кто — нибудь мог увидеть. Не считая того, кто за нами смотрел преднамеренно. Я вышла на улицу. Практически через минутку услышала за спиной резвые шаги, через мгновение меня развернули к для себя… «Какие у него сильные руки… « — почему — то пронеслось в моей голове. До машины мы так и не дошли, только малость отошли в углубление в стенке неподалеку от двери. Мужик (я даже имени его не знала либо просто не запомнила) стал скупо целовать мои губки, проникая языком глубоко в рот, малость потянул вниз корсет, освобождая из без того наполовину открытые груди. Я закрыла глаза и отдалась происходящему. Пальцы правой руки запустила в темные, как смоль, волосы, другой — расстегнула ширинку и стала ублажать уже жесткий член.
В один момент что — то с силой оторвало мужчину от меня. Чуть успев открыть глаза, я увидела, как а мой (прошлый?) юноша наносит один за одним несколько ударов уже лежащему на земле мужчине. Из строения выбегает супруга моего несостоявшегося хахаля, без слов пробует оттащить Моего парня, но он уже отходит сам. Он оглядывается на меня, глядит со злобой, и здесь я понимаю, что все еще стою с оголенной грудью. Стремительно поправляю платьице. На его белой рубахе кровь. Ко мне подбегает супруга незадачливого хахаля и со всей дурачься дает мне пощечину: «Шлюха!».
Щека пылает, но я практически не ощущаю боли, я смотрю в его злые глаза. «Ты же желал поиграть?».
В один момент он подходит ко мне, хватает меня за волосы так, что я вскрикиваю:
— Сука! Для чего? Ну для чего ты пришла сюда? — практически орал он мне в ухо, прижимая к прохладной стенке.
— Твоя супруга прислала мне приглашение! — выплевываю ему в лицо.
Чувствую его напряженную плоть. Он не выдерживает — и целует меня: больно, кусая губки, как будто желая подчинить, наказать. Из моей груди выходит сдавленный стон, я прижимаюсь к нему, отвечая на этот поцелуй всем телом, снутри все пылает. Я освобождаю его тверды, крепкий орган, расстегивая его штаны. Его руки стремительно движется вниз, задирают платьице, приподнимают меня за ноги — и насаживают на жаждущую плоть. Мы стонем в унисон, нам уже плевать, что это его свадьба, что мы на улице, что трахаемся, как кошки, отдавшись похоти. Его губки голубят мою шейку, оставляя на ней засосы. Он всаживает в меня собственный большой член так, будто бы трахает даму в последний раз в жизни: резко, стремительно, сжимая мое тело так, что на коже останутся синяки, но мне все равно. На данный момент я желаю этого, желаю погасить эту злоба, которая раздирает меня изнутри…
Он стонет, шепчет мое имя — я схожу от этого с разума…
Резко опускает меня — с моих губ слетает вздох расстройства. Но я не успеваю опамятоваться, как меня разворачивают лицом к стенке — и вгоняют член сзади. Я уже практически кричу:
— Да… оооо, да, милый мой, еще! Посильнее… даааа! Люблю тебя! Ооо, еще! Да, трахни свою сучку!
— Ты… Будешь… Только… Моей… Сообразила?… — выдыхает слова с каждым ударом.
Чувствую, что снутри вот — вот лопнет шар наслаждения — и он взрывается, как — только я ощущаю разливающееся снутри семя…
..И здесь мой слух резануло кликом: таким истошным, так, наверное, орет смертельно раненая птица: на нас смотрела большенными, полными слез очами его супруга…
«Мы поиграли, милый. Ты — проиграл.»
